Сергар тогда вдребезги разбил статую Создателя. Топтал ногами осколки, матерно ругался, а потом плакал долго, навзрыд, как плачут лишь обиженные дети. Это был последний раз, когда он плакал. Тогда, вероятно, молодой маг выплакал все слезы, что были ему отпущены судьбой.
Вышла с мокрой одеждой в руках, осмотрелась по сторонам, сморщилась – как можно так жить? Как ОНА так жила?! О господи, ну какая гадость, а?
Сергар повернулся спиной, и Настя стала мягко, потом все сильнее и сильнее растирать его жилистую спину, время от времени касаясь плеча упругими сосками: нарочно или случайно, этого Сергар не знал и знать не хотел. Какая разница, нарочно или нет? Результат один – кровь тут же прилила в пах, как и положено у здорового двадцатилетнего парня.
На то, чтобы отчекрыжить свисающие мокрые космы, понадобилось минуты две – Анька работала ножницами, как лесоруб бензопилой. Раз-раз! И нет косм. Не ровно, да, черт-те что получилось, но лучше, чем было до стрижки. И в чужих штанах лучше, чем в своих отрепьях, заскорузлых от грязи. Ффуу… вот же воняет от этого тряпья!
Они почти ушли от погони. Выйдя из подъезда, сразу же свернули влево, вдоль дома. Анька хорошо знала этот двор, все-таки всю жизнь в нем прожила. Там, дальше, в железном заборе, отгораживающем их дом от соседнего (И зачем поставили забор? Уже никто и не помнит!), была дырка, через нее частенько лазила Анька, будучи еще ребенком – играли за гаражами, жгли костры, потихоньку курили (Анька к куреву, как ни странно, не пристрастилась. Оно и к лучшему, как и то, что очень боялась уколов. Сколько не предлагали ей ширнуться, покурить – так ни разу и не попробовала. И нарков не любила – совсем отмороженные твари! Проблем с ними выше крыши. Убьют за гроши и не задумаются ни на секунду!).
Анька нерешительно взялась за ручку тяжелой стальной двери, постояла несколько секунд, потянула, и массивная, почти сейфовая дверь отворилась, пропуская в прохладный полуподвал.