– Думаешь, я не понимаю? – голос Лелика дрожит, но не от страха, а от злости.
Илюшин внимательно смотрел на Вениамина. Тот выглядел искренне недоумевающим. Не расстроенным, а именно удивленным. Варнавин собирался осчастливить свою мать. Но оказалось, что Раиса не хочет такого счастья.
– Они ее не опровергали. И то лишь до того момента, пока нам не попался под ноги самый основательный факт. Об него-то мы и споткнулись.
Люда стоит в дверях, таращится недоуменно.
– Поэтому ты вырос каннибалом и теперь каждый день ешь мой мозг!
– Видишь ли, Савельев – чистой воды конъюнктурщик. Он всегда знал, о чем нужно писать. Родные просторы, морщинистые лица стариков, озимые… В общем, восходы с закатами и прочее полесье. Подсолнухи колосятся, родники бьют из сердца матушки-земли… Все по Ильфу и Петрову: рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучики по белу светушку. При этом я не сказал бы, что Савельев – полная бездарность. Вовсе нет. И это самое печальное.