– Странно, – сказала она, немного успокоившись. – Эти вещи должны напоминать мне об ужасном времени. А я все равно им рада.
– Уважаемый, вы, по слухам, жаждали со мной встретиться, – сказал, растягивая слова, незнакомый ему начальственный голос.
Вероника снова была в его власти. Дед и сейчас управлял ею, как тем летом.
Если бы она попыталась расспросить Тишку, девочка все бы рассказала. Но Татьяна слишком устала. Больше месяца кроличьих танцев перед пастухом закончились ничем, потому что у ее дочери сдали нервы. Она не хотела слышать никаких объяснений. Несправедливая, иррациональная обида разбухала в ней, и Татьяне стоило больших трудов удержать ее внутри.
Боль действительно отпустила. Но в голове поселилась муть и взвесь. Как будто смотришь на мир сквозь илистую воду.
Внук и дед разом насторожились. Парень набычился, дед нахмурился. Было очевидно, что журналистов в этой семье не любят, и прорезавшееся шестое чувство подсказало Бабкину, что бывшим оперативникам здесь тоже не будут рады. Скажи он, что ведет расследование – и все пропало. Они не станут слушать его объяснений.