Вероника снова была в его власти. Дед и сейчас управлял ею, как тем летом.
Если бы она попыталась расспросить Тишку, девочка все бы рассказала. Но Татьяна слишком устала. Больше месяца кроличьих танцев перед пастухом закончились ничем, потому что у ее дочери сдали нервы. Она не хотела слышать никаких объяснений. Несправедливая, иррациональная обида разбухала в ней, и Татьяне стоило больших трудов удержать ее внутри.
Боль действительно отпустила. Но в голове поселилась муть и взвесь. Как будто смотришь на мир сквозь илистую воду.
Внук и дед разом насторожились. Парень набычился, дед нахмурился. Было очевидно, что журналистов в этой семье не любят, и прорезавшееся шестое чувство подсказало Бабкину, что бывшим оперативникам здесь тоже не будут рады. Скажи он, что ведет расследование – и все пропало. Они не станут слушать его объяснений.
– Если Яна хочет отпущения грехов, она обратилась не в ту инстанцию. Но думаю, все объясняется куда проще. Она была психически нездорова. С возрастом это усугубилось. Сколько ей сейчас – двадцать семь? Она не рожала? Роды могли спровоцировать… Ах, нет? Значит, естественное течение болезни. Ребенок в своем уме никогда не станет убивать другого, как бы сильно ему не хотелось получить деньги богатого дедушки. Вдумайтесь! – воззвал он. – Ей было двенадцать лет! До сих пор не могу себе простить…
Тишка была маленькая и легкая. А еще она задержала падение, уцепившись за водосток. Если бы кто-нибудь из нас сверзился так с крыши, он сломал бы позвоночник. Но когда я подбежала, она сидела на земле с ошалелым видом и зачем-то ощупывала землю вокруг себя.