Двадцать минут спустя перед Макаром и Бабкиным на стол лег распечатанный договор.
А затем с силой крутанулась, перехватила ладонями ветку – опля! – и пружинисто приземлилась на обе ноги.
Юрка со своими соплями, головными болями, температурами и воспалениями был постоянным отцовским позором.
То, что она сделала затем, потребовало от нее большого мужества – может быть, самого большого за всю ее жизнь.
Дворжик помолчал. Потер нос. За все эти годы ему ни разу не довелось обсуждать Генкину смерть. И как же нелепо все вышло…
Но этот способ ему не нравился. Это был илюшинский метод, а не его.