— А вот врать не надо. Ты же сказал, Иван, что пришёл в радиорубку после того, как мальчишка тебя позвал, только к середине сеанса.
— Ух, ты! Так дело не пойдёт. О том, что увидел, говорить не хочешь, показывать лично не хочешь…
Фу, ты, гадство, на улицу нужно выйти, срочно, пора продышаться. Может, стул с собой взять? Вроде бы сидел, ничего не делал, а усталость с ног валит.
— Здесь Догоев! Вызываю старшего каравана, приём, — заявил самоуверенный голос с лёгким кавказским акцентом. Так заходят в разговор люди, привыкшие, что все вокруг обязаны знать их фамилию и избалованные робостью подчинённых.
Место крушения летательного аппарата авиаторы и профессиональные спасатели порой страшновато называют «ямой». Здесь углубления от удара аппарата о землю не было, и скорость падения не та, и масса. Хвостовая балка геликоптера лежала в стороне от большого чёрного пятна-прогара, на котором так ничего и не проросло, грунт был надолго отравлен бензином и продуктами горения. Полыхнуло после крушения хорошо, умирающий геликоптер вкруговую выжег вокруг себя траву, а ближайшие деревья на краю поляны превратил в отвратительные обугленные коряги, как только лабаз не зацепил…
— Седьмой, — неожиданно вызвала кого-то рация уже знакомым спокойным голосом.