Внизу, в гостиной комнате, в креслицах расположились очень сосредоточенный, даже слегка напуганный магистр Ренар в светлой рубашке, которая натянулась на изрядно выпирающем животике, и мечта моих девичьих грез, как и положено некроманту, во всем черном.
Перед отъездом на учебу Князев вколол мне антибиотик, напичкал лекарствами, приготовил чай с бутербродом, положил рядом телефон и велел звонить, если что. Прибывший в его отсутствие врач из поликлиники подтвердил и диагноз, и лекарства, посоветовал еще делать ингаляции и отбыл.
Тут как раз подошел усмехающийся Князев с тремя стаканчиками воздушной кукурузы. Один он молча протянул мне.
Поздней ночью, когда лихорадка вроде как отступила и мать забылась тревожным беспокойным сном прямо в ногах у затихшей в изнеможении Дарины, девушка все-таки набралась смелости взглянуть на сестру. У печи едва-едва теплилась лучина, и в ее неверном слабом пламени тени на полу казались живыми. Они извивались на половицах гигантскими уродливыми змеями, будто пытались преградить Мирине путь. И та в безотчетном ужасе перешагивала их, словно в самом деле верила, что они способны причинить ей вред.
– Да. Он хороший, очень. Только скучный до невозможности. Я сначала боялась, что он скандал закатит, преследовать начнет. А он оказался вменяемый. Даже не знаю, чего его сегодня так шизануло на твоем мобильнике. Он, кстати, извинялся. Сказал, что непременно возместит тебе ущерб.
Казалось, будто к ее ногам кто-то привесил пудовые гири. Как тяжело они поднимались! Как хотелось вернуться! Юркнуть в теплый знакомый дом, прошмыгнуть на свой топчан и укрыться с головой одеялом, пытаясь не прислушиваться к тому, как в другой стороне комнаты с натугой дышит Дарина, сердце которой вот-вот сделает последний удар.