Даже наблюдать сквозь щель за развернувшимся сражением было страшно, и хладнокровная акула в глубине сознания Гензеля ворчала, сбитая с толку грохотом и одурманенная потоками крови. Грязной крови со всеми мыслимыми признаками генетического вырождения и перемешанной с машинным маслом. Но, лишь оказавшись в самом его центре, Гензель осознал, что разразилось в разрушенной лаборатории. Это нельзя было назвать боем — это была схватка двух лютых волчьих стай, безумная, страшная и кровавая. Здесь больше не было противников, не было противостоящих сторон. Вся лаборатория была наполнена мечущимися в дыму и пламени фигурами, душераздирающими криками умирающих, скрежетом железа и треском разрываемой плоти. Здесь, звеня, жизнь сталкивалась со смертью, и отходы этого столкновения валились кровавыми снопами на пол.