Гензель мысленно поежился. Ему приходилось видеть ненависть во многих взглядах, устремленных на него, он знал ненависть сотен различных оттенков. Знал ненависть кипящую, как смола, едкую, как раствор соляной кислоты, или едва чадящую, как забытый костер. Старую, беспомощную или безумную. Живые существа, населявшие Гунналанд, умели ненавидеть множеством разных способов, так или иначе ему известных. Но Бруттино… Нет, понял он, в этих янтарных глазах не было ненависти, по крайней мере в чистом ее виде. Взгляд деревянного человека казался задумчивым, вялым. Но Гензель вдруг ощутил, что с тревогой изучает звенья сковывавшей Бруттино цепи, проверяя их надежность. Потому что какое-то чувство вдруг шепнуло ему сырым малярийным шепотом в шею: если бы не эта цепь, если бы не охрана, Бруттино сейчас протянул бы свои уродливые сучковатые лапы и смял Гензеля на месте.