— Вы не напугали нас, — сказала Гретель спокойно.
— Вот уж не думал, что геноведьм мучает совесть! — не выдержал Гензель. Поднявшись, он сделал несколько коротких раздраженных шагов по комнате. — Да, согласен, объявлять охоту на мальчишку, пусть и деревянного, да еще и для того, чтобы он до конца своих дней забавлял толпу, пуская кровь на сцене, — дрянное дело. Но взглянем правде в глаза — есть ли у нас альтернатива?
— Надеюсь, ты избежал невыгодного вложения капитала?
Королева-мачеха смотрела на мертвую принцессу с выражением искреннего страдания на лице. Которое тут же сменилось отточенной ледяной ненавистью, стоило ей перевести взгляд обратно на супруга.
Идеальное сложение, такое, которого не добиться ни лучшему на свете скульптору, ни самому могущественному геномагу. Тело было обнажено, оттого можно было рассмотреть каждую складку на нем, каждую мельчайшую деталь, и рассеянное свечение, исходящее от статуи, позволяло сделать это даже в темноте. Ни единого грамма жировой ткани. Мощные мышцы, однако идеально гармонирующие друг с другом, мышцы не атлета, но молодого божества. Идеальным было и лицо. Раз взглянув на него, Гензель почувствовал, что не может оторвать взгляда — примагнитило. Не бывает столь прекрасных лиц. Не существует. Если бы Гензелю пришлось его описывать, он не смог бы отыскать ни единого слова — слова здесь были бессильны.
— Не знаю, — признался Гензель, все еще держа зеленое яблоко на ладони. Сперва казавшееся невесомым, оно делалось все тяжелее с каждой секундой.