— Это мы узнаем потом, братец. Пока мы знаем только то, что тут, в лесу, может жить что-то, что генетически как-то связано с нами. Если может оно, сможем и мы.
Он метнулся вперед — одним мягким движением, по-крысиному, и тоже совершенно беззвучно, растекся по воздуху серой молнией. Это у него тоже вышло очень ловко. Никаких высоких прыжков, никаких лишних движений. Мгновенно, пока противник не успел отреагировать, ударить всем весом его в живот, перевернуть и немедля полоснуть когтями по незащищенной плоти, вскрывая ее крест-накрест, выпуская наружу сладкий и горячий человеческий сок…
На миг Гензелю стало жутковато быть немым свидетелем этого разговора. Бруттино и Гретель смотрели друг на друга и оба казались неестественно спокойными, отрешенными. По одной и той же причине. Оба притворялись людьми и оба точно не знали, что это означает. По сердцу Гензеля вновь прошел тревожный сквознячок.
Она шла по мертвой лаборатории как призрак, не глядя по сторонам, не удивляясь и не боясь. Ни одной эмоции на бледном, как молоко, лице, ни одного чувства.
— Отчасти. Я слишком хорошо знаю ваш биологический вид, Гензель, и знаю, как опасно ему доверять. Перо был человеком. Где гарантия, что он не вздумал бы бежать, узнав о моем завтрашнем представлении? Или не попытался бы украсть мои драгоценные пробирки? Знаешь, иногда мне кажется, что, прожив семь лет рядом с вами, я перенял некоторые ваши черты, и подозрительность — лишь одна из них.