У покоев королевы церемониймейстера не оказалось, зато стояло еще двое монахов. Оба были механизированны — у одного тщательно отделанное латунное ухо и металлический штифт в шее, у другого вместо рта на лице помещалась сращенная с кожей решетка репродуктора. Монахи с готовностью распахнули двери, сами же остались охранять покои королевы. С ними остался и священник.
Карраб Варрава склонился над ним так, что кольца черной бороды непременно защекотали бы Гензелю шею, если бы его тело не потеряло окончательно чувствительности. Директор театра улыбался широко и искренне, в своей манере.
— Вы знаете, что особам царской семьи при рождении изготавливают генокарты? — вдруг внезапно, безо всякого перехода, спросила принцесса.
Если бы зубы щелкнули немногим ближе, они содрали бы Гензелю накладную кошачью морду вместе с приличным куском лица.
Но прежде чем Гензель успел задать вопрос Гретель, лаборатория вдруг вздрогнула, да так, что он едва не полетел кубарем прямо на хрустальный гроб. Какой-то великан, кажется, схватил остов крепости и в приступе животной ярости встряхнул ее изо всех сил… Цверги взвыли, запрокинув свои полуволчьи бородатые морды. Даже своим примитивным чутьем они ощущали, что кто-то хочет причинить Бланко вред. Знали бы они, кто именно…
Да и осталось их куда меньше. Из всей стаи уцелело трое, как механически отметил Гензель, и эти трое уже не выглядели уверенными в своих силах. У одного сломана рука, у другого дырка от кинжала в боку, третий явственно хромает. Но это уже не имело значения. Гензель знал, что уйдет отсюда только тогда, когда закончит дело и все цверги превратятся в остывающие на полу туши. Никто в здравом уме не станет оставлять за спиной цвергов. Он уже приподнял мушкет, собираясь разнести голову одного из уцелевших карликов оставшейся в стволе пулей, но тут случилось то, чего обычно не случается в бою.