Она не добавила «ваше величество», и Гензель мысленно застонал. Однако Тревиранус не разгневался. Не дернул за шелковый шнур, вызывая стражу, не стал стучать ногами в богато украшенных туфлях. Вместо этого он медленно кивнул.
— Следуйте за мной, дети мои, — сказал священник суховато, но с достоинством. — Я отведу вас в покои королевы Лит.
Гензель потупился. На месте женщины он задал бы этот вопрос в первую очередь, но она, видимо, отличалась нешуточным терпением. И понимала, что гости никуда не денутся, пока не ответят на все ее вопросы, сколько бы их ни оказалось.
— Превосходный день, — констатировал Гензель, чувствуя себя безмерно уставшим, выпотрошенным и обессилевшим. — А теперь я все-таки попытаюсь уснуть. Сестрица, если этой ночью у нас будут еще гости, будь добра, попроси их складывать яблоки сразу в котомку…
Принцесса нахмурилась. Гензель сделал вид, что с интересом изучает старые потрескавшиеся разъемы. Нечего пялиться попусту на особу королевской крови. В этот миг он даже позавидовал глазам сестры. Как и глаза всякого ученого, они умели смотреть в суть, бесстрастно, как объективы микроскопа. Во имя Человечества, сейчас ему как никогда нужна холодная взвешенная беспристрастность.
Гретель разжала пальцы и позволила горлышку разбитой реторты упасть на пол. В том месте, где оно коснулось мягкой мышечной обивки, взвилось несколько тонких струек пара.