Комнаты были неправильной формы, что-то вроде несимметричных пузырей, у них не было ни пола, ни стен, изнутри их равномерно покрывала пронизанная багровыми и черными капиллярами волокнистая поверхность. Она выглядела влажной, и Гензель рефлекторно опасался прикасаться к ней. Наверно, подобное устройство весьма удобно в некотором смысле — по крайней мере, такие комнаты не нужно мыть, слизистая сама справляется с работой…
«Добрые. — Гензель вспомнил человеческие головы в выпотрошенных лошадиных животах. — Необычайно добрые. Но, видимо, только по отношению к маленьким принцессам…»
Гретель едва не свалилась ему на голову — повезло, что успел подхватить. Окоченевшая, конечно, бледная, как сама смерть, но живая.
— Нет. В семь лет он должен был достичь пика своего физического развития.
Он представил, как мушкет выбрасывает из себя грязно-серый пороховой язык, как крошечная фигура в воздушном платье превращается в ворох смятых и тлеющих лент, как огромные синие глаза закатываются, делаясь быстро высыхающими и теряющими прозрачность сферами, в которых не осталось уже ни капли волшебства…
— Однако мальчонка проявил похвальную настойчивость, — заметил Варрава, отсмеявшись и утерев выступившие слезы. — Он обошел, наверно, добрую половину геноведьм и геномастеров, не чураясь самых последних. Успехов, понятно, не стяжал. Кое-где его сразу разворачивали от порога. Другие, те, для кого золото дороже репутации, делали вид, что готовы ему помочь.