— Поразительно, — невозмутимо произнес он, приподняв бровь. — Эта крепость стояла пустой несколько веков. Не странно ли, что именно сегодня здесь оказалось так много людей?..
— Закопать пробирки с генозельями в землю, точно какую-нибудь морковку?
Плечи Гретель опустились. Незначительно, может, на пару миллиметров. Но сейчас, когда они не были скрыты потрепанным лабораторным халатом, это было хорошо заметно.
— Я совсем забыл, до чего ты груб, — проворчал директор театра, наигранно хмуря брови, такие же черно-смоляные, как и великолепная борода. — Ты никогда не ценил моей дружбы.
При мысли о том, какие опасности поджидают здесь человека, Гензель ощущал на спине едкие капли выступающего пота. С малых лет он слушал отцовские рассказы о зловещем Ярнвиде, который, подобно злобному кобольду, обожал издеваться над неосторожными путниками и незваными гостями. Ставшие объектом его шуток редко возвращались домой, а если и возвращались, навсегда сохраняли память о них. Но все же горожане Шлараффенланда ходили время от времени в проклятый генетической порчей Железный лес — некоторые сорта мутировавших растений обладали необычайными свойствами, а городские геномастера охотно платили за образцы чудовищной флоры.
Эти слова — «нашего контракта» — резанули Гензеля, как горгульи когти. Альв говорил так, будто контракт этот и в самом деле был уже заключен. Возможно, так оно и было. Возможно, контракт был заключен еще до того, как Гензель понял, что происходит. Трудно, это понять, когда имеешь дело с альвом.