Седьмой или восьмой удар оказался последним. Панцирь мехоса заскрежетал и развалился на две неровные части. Из проломов пыхнуло зловонным дымом, вонью горелой изоляции и паленого мяса. Затрещало пламя, кое-где оно прорывалось наружу деловито гудящими оранжевыми языками. Судя по всему, внутри мехоса бушевал пожар.
Косы у принцессы Бланко не было — густые волосы цвета легкой ржавчины она стригла коротко, по-мужски, явно не глядя в зеркало.
— Говори! — потребовала она. Глаза мгновенно потемнели.
Оглянувшись, чтобы оценить поле боя, Гензель обнаружил, что цверги пропали. Гроб с мертвой принцессой больше никем не охранялся. Чего же здесь удивительного? Прыснули врассыпную, как только упали десантные капсулы. Учуяли, чем здесь пахнет. И правильно, в общем, сделали. Бланко не понравилось бы, если бы последних ее подданных растерзали прямо возле ее смертного ложа. Пусть уходят в горы… Туда, где нет королей и никогда не растут яблоки, где правит лишь ветер, а снег никогда не знал отпечатка человеческой ноги…
Чтобы не думать об этом, Гензель старался размышлять о чем-то отвлеченном, но без малейшего успеха — даже бесплотная мысль не могла выбраться за пределы дома на крыше, лишь билась о его грязный ржавый купол раненой птицей. И мысли делались все сквернее и отвратительнее изо дня в день.
Что-то похожее на бескрылую муху, с жадно чавкающим хоботком и беспокойно вертящимися глазами-стебельками, попалось ему на огромном листе. Гензель уже собирался было ткнуть ее ножом, но та, мгновенно ощутив опасность, вдруг прыснула во все стороны капельками ярко-голубой жижи, от которой поверхность листа испустила сотни извивающихся дымных струек. Кислота!.. Гензель вовремя отскочил и связываться с подобными существами больше не рисковал. Себе дороже.