В этот раз ему показалось, что решетка хрустнула, но, кажется, это были его собственные ребра. Он вновь откатился от нее, оставляя на полу липкую багровую нить слюны, перемешанной с кровью.
Отрава! — ударила откуда-то со стороны страшная мысль: Варрава отравил их!
— Ты будешь самым ворчливым головастиком на свете, — пробормотал он. — Единственное, что мне надо знать, сестрица, — это что располагается дальше. Не хотелось бы принимать бой на незнакомой территории.
У Гензеля вопросов было множество. Почему альв явился именно к ним? Жива ли принцесса, а если да, то где находится? Ее похитили или она сбежала сама? Что за препарат надо ей ввести? Что случится после того, как они это сделают? Какое отношение к этому имеют альвы? Что случится, если они с Гретель не смогут выполнить контракта?
— Это невозможно, — решительно сказала Гретель, катая яблоко по ладони. — В нем нет яда. Я проверяла.
Глухая маска, когда-то бывшая человеческим лицом, не сохранила достаточно плоти, чтоб выражать эмоции, но в позе мехоса, в наклоне его головы, даже в равнодушном блеске тусклых объективов Гензелю почудилось сдерживаемое злорадство. И даже нечто сродни голоду, хотя едва ли этот гигант остался в состоянии употреблять обычную человеческую пищу.