Гензель попытался схватить с разгромленного лабораторного стола штатив, чтобы использовать как дубинку. Но мгновением спустя жало выбило из его рук импровизированное орудие, едва не выворотив пальцы.
— Ах ты… ты… Ты! Очень. Скверный. Мальчишка.
— Самая настоящая акула. — Гензель впервые в жизни испытал что-то вроде гордости и, понизив тон, добавил: — От деда подарок.
— Не такая, как я. Возможно, я провела в Вальтербурге больше времени, чем требовалось. Я не буду претендовать на америциевый ключ, братец. Но и папаше Арло его не отдам. Когда все кончится, я выкину его в самое глубокое и ядовитое болото Гунналанда. И убежусь, что он оказался на самом дне.
Мистер Дэйрман уже протягивал пузатую бутыль, полную густой багровой жижи. На миг Гензелю показалось, что это отцеженные остатки того, чем заляпали во время сегодняшнего представления сцену. Карраб Варрава с удивительной ловкостью наполнил три пыльных бокала, извлеченных из-под старой газеты.
Возможно, когда-то это было красивое сооружение из бронзы и стекла, но Гензель тех времен не застал. К тому моменту, когда они с Гретель впервые увидели город, башня уже была тем, чем виделась сейчас, — жутковатым сооружением, напоминающим разлагающуюся неорганическую форму жизни. Ее кожные покровы давно превратились в закрученные лепестки ржавого металла, скелет — балки и перекрытия — в мешанину из бетона. Кое-где в оконных проемах остались стекла, которые казались блестящими посмертными выделениями на мертвой туше.