Гензель чуть не прикусил язык. Все верно, сам виноват. Впрочем, он не собирался так быстро сдаваться. И уже хотел возразить, когда из очередной галереи наперерез их конвою внезапно выдвинулась приземистая плотная фигура. Сперва Гензелю показалось, что она облачена в балахон, но почти сразу же он убедился в том, что это монашеская ряса. Ветхая ткань совершенно не вязалась с роскошным убранством дворца, со всеми резными панелями и витражами, но ее обладатель держался так уверенно и спокойно, что совершенно не выглядел здесь чужеродным объектом. Гензель плохо разбирался в санах духовенства Церкви Всеблагого Человечества, но отчего-то был уверен, что перед ними не аколит и не чтец. Судя по всему, священник, не меньше.