Кабинет оказался достаточно просторен для большого стола и четырех восседавших за ним молчаливых фигур. На шелест ткани обернулись все четверо, так, словно в полной тишине мгновенно сработали четыре капкана. И одних только их взглядов было достаточно, чтобы Гензель отчаянно пожалел об оставленном дома мушкете. Хоть и понимал, что мушкет здесь был бы не опаснее зубочистки.
Еще один удар — и большой кусок кожных покровов оказался выдран из Расщепителя, шлепнувшись прямо на пол. Сила, которая находилась в его чреве, была ему не по зубам. И сила эта вот-вот готова была вырваться на свободу.
Невероятная живучесть за пределами человеческой природы. Далеко за ними.
«Нет здесь лягушек, — подумал Гензель хмуро. Он не любил, когда отец поминал его зубы. — А если и есть, так та лягушка нас обоих сожрет недорого возьмет. Зубы у здешних лягушек небось побольше моих будут…»
— Геномагия. Мы привыкли доверять ей, как точной науке, в отличие от черни, которая готова видеть в ней чудо. Мы привыкли верить цифрам. Но оказалось… Оказалось, цифры умеют предавать ничуть не хуже, чем люди. И чудеса иногда все-таки происходят, и даже там, где им совершенно нет места. У меня самого — пятнадцать процентов порченой крови, о чем вам и так должно быть известно. О, я не смущаюсь. Я король, а не статуя на троне. Я управляю миллионами людей, и мой долг — забота о королевстве. Доли порченой крови не имеют для меня такого значения, как для моей помешанной на Человечестве и его чистоте супруги… Знаете, сколько было у моей покойной жены, которая зачала Бланко? Двенадцать с половиной. Почти тринадцать процентов брака в тканях. Ей не хватало двенадцати с половиной процентов для того, чтобы считаться истинным человеком.
Гензель не сделал попытки двинуться с места. Поддерживаемый Гретель, он наблюдал за тем, как король преодолевает разделявшие их метры.