«Заткнись! — прорычал Гензель, зная, что никто его не услышит. — Ты никогда и не была человеком! Ты — гнилой труп, рядящийся в чужую кожу! Оставь Гретель! Не хочу слышать!»
Гензель не сразу понял, что произошло. А когда понял, отчего-то ощутил вместо облегчения смертельную усталость. Как будто все его хромосомы в один миг почувствовали каждый из тридцати пяти прожитых годов. Кажется, он только сейчас понял, какой это большой срок.
— Отойдите, — сказал он негромко, приподнимая мушкет. — Я, конечно, не геномаг, но кое-какие чудеса делать умею. Если вам не нравится то, что вы получили, я легко могу вышибить все, что вы получили, обратно. Только это будет немного больнее, чем при работе сударыни Гретель…
— Тем лучше. Некоторые вещи проще находить в темноте. Правда, до сих пор я слышал это от охотников, а не от дровосеков…
Он бросил пытливый взгляд на Гретель, но та сохраняла совершенно непроницаемое выражение лица. Гензелю внезапно расхотелось спорить, хотя еще минуту назад он едва не кипел от сдерживаемой ярости. Несколько дней, проведенных в заточении, скверно сказались на его терпении.
— Да кто угодно! — с облегчением сказал Гензель. — Только Человечеству ведомо кто. Может, у них тоже квартерон родится. А может статься, и окторон. Хотя это редко бывает, чтоб окторон — да у пары квартеронов… Окторон — это уже не плевок на мостовой. Окторон на фабрике не работает, он придворным может стать, или ремесленником каким, или…