— Он любил ее! — крикнул Гензель. Крик получился громким, но прозвучал неестественно, как карканье механической, собранной из шестеренок и пружин вороны.
— Откройте глаза все те, у кого они есть, потому что это представление будет лучшим из всех, что вам когда-либо доводилось видеть! Хлопайте сильнее! Эти куклы заслужили вашу благодарность! Кажется, полотерам предстоит тяжелая ночь! Вы только посмотрите, уже залили всю сцену!.. Ай-яй-яй! Вы только взгляните, какой огромный у этой куклы желудок! Мы бы никогда не узнали об этом, если бы он не очутился снаружи! Вперед, мои милые! Вперед! Покажите им, что такое театр! Браво!
— Мы с братом покинем город живыми, если откажемся от него?
Незнакомец с шарообразной головой взвизгнул и попытался забиться в угол своей клетки. Но это ему не помогло. Сын Карла умел двигаться с удивительной ловкостью, несмотря на свои габариты. Клетка распахнулась, и он засунул внутрь толстую руку, покрытую складками, пролежнями и пигментными пятнами. Казалось, что в его теле вовсе нет костей, а кожу распирают лишь сотни килограммов лениво колышущегося жира. Пальцы безошибочно нащупали пытающегося укрыться человека и выдернули наружу.
Но нервные окончания у толстяка все же были. Он по-детски тонко взвизгнул и мгновенно выпустил Гретель. Прежде чем Гензель успел этому обрадоваться, огромная пятерня, обхватила его самого, стиснув так крепко, что Гензель на миг ощутил себя готовым лопнуть тюбиком. Сожми сын Карла пальцы еще немного крепче, и голова бы взорвалась от переполнявшей его крови. Гензель ощутил, как трутся друг о друга ребра.
— Не передумал, госпожа геноведьма. Мой Брутто — славный мальчуган. Конечно, он непослушный, немного несдержанный… Но я уверен, что сердце у него не злое.