— Умх-мх-мхум… — промычал сын Карла равнодушно. С того момента, как был закрыт замок, он потерял к своим гостям всякий интерес, точно они мгновенно сделались из одушевленных существ мебелью или предметами интерьера.
Гретель старалась сохранять спокойствие, но он видел, как нелегко это дается сестре. Ее обычная броня, отстраненность, сейчас была бесполезна и осыпалась еще быстрее, чем сдавались кожные покровы Расщепителя. Сквозь дыры в этой броне Гензель видел панический страх перепуганной девочки.
— Я знала, что ты собираешься убить собственное дитя. И я с первого дня знала, что принцесса Бланко — святая, ниспосланная нам Человечеством, дабы быть символом вновь воссиявшего огня надежды.
Что может производить завод, спрятанный так далеко в горах? Да и слишком тихо здесь для завода. Ни тебе шума, ни лязга… На заводах всегда что-то грохочет. А тут — сонное царство…
Он погладил пальцем спусковой крючок. Сколько у него шансов разнести вдребезги королевскую голову? Один из ста? Миллионная доля шанса? Чушь, глупости. Нет у него никаких шансов. Но ведь и у принцессы Бланко не было шансов родиться человеком!
Другой монах, расстреляв боезапас своей картечницы, устремляется в гущу битвы, котел кипящей плоти, с тесаком наперевес. Он успевает сделать два или три выпада, прежде чем в него ударяет невидимый луч термического ружья. Какое-то мгновение ничего не происходит, лишь тело монаха напрягается, застыв, словно его мышцы охватил паралич. Потом края его рясы подергиваются серым налетом копоти, и во все стороны разносится запах паленой шерсти вперемешку с едкой вонью горелой смазки. Еще мгновение — и с тихим хлопком его фигура разлетается облаком серого пепла, на пол с глухим звоном падают механические фрагменты и тлеющие куски пластика — силовые передачи, поршни, сложные шестеренчатые суставы…