И снова запоздалый холод в желудке, хотя прошли сквозь стену, словно ее не существует в том месте вовсе. Альбрехт шумно выпустил запертый в груди воздух, а я подумал, что надо как-то объяснить Маркусу, что вход-выход нужно бы сделать хотя бы прозрачным.
– Кто знает, – заметил он, – может быть, дальше пойдут и ковры? Они готовились долго.
– Подошла, – заверил он. – По большей части. Конница вся, ждет указаний. Из пехотных частей уже две трети на месте. Остальные двигаются ускоренным маршем, у них хорошо видимый издали ориентир.
Они молча смотрели, как я переступил через край массивной рамы, стараясь не зацепиться за торчащие фифтифлевины украшений.
Рев поднялся над толпой, как могучий смерч, пошел в стороны и вверх, и, думаю, не одна птица в небе упала замертво, оглушенная как палкой по голове.
Он отпустил штору и повернулся ко мне, лицо показалось мне встревоженным и опечаленным.