Сегодня тут пахло апельсинами. Праздничный аромат просачивался даже сквозь массовый духан утомленных людей в плащах, пальто и резиновых сапогах. Люди все равно бурчали непразднично, то и дело отшагивая от очереди, чтобы, вытянув голову, взглянуть, много ли еще коробок осталось, крикнуть: «Больше двух кило в одни руки не давайте!» – и юркнуть обратно, пока очередь не сомкнулась. Коробок было еще много, штабель выше головы, но и потрошили их безжалостно, в шесть рук: мрачный грузчик, стоявший на стопке деревянных щитов, сдергивал очередную картонную коробку и небрежно хлопал на прилавок, чудом не сшибая ряд жестяных банок с аджикой, который почему-то не догадались убрать, а продавщицы в четыре руки отдирали верхние клапаны, потом одна очень ловко, как детский конструктор, выстраивала оранжевую кучку на площадке весов и тут же сгребала их в свернутый за полсекунды конус из толстой коричневой бумаги. Вторая продавщица тем временем, едва взглянув на стрелку, быстро щелкала счетами и выписывала сумму на крае свертка и на клочке бумажки, которую отдавала покупателю, чтобы тот бежал в кассу. Он бежал и тут же возвращался с чеком – касса тарахтела, не останавливаясь, будто там Анка-пулеметчица сидела, а не толстая тетка с жирно нарисованными губами.