– Я, короче, это, объясняю, – сказал Стас нарочито медленно и спокойно, чему способствовало как общее прибалдение на окруживших его лицах, так и тот факт, что нападавшие опустили руки, а ножом уже не пугали – его вообще не было видно. – Чирик – это за ущерб. Три сорок за материальный, остальное моральный.
Он смотрел на Виталика, часто моргая на ветру, – и в такт морганиям мир Виталика мгновенно сгорал лютым электрическим пламенем слов: «Он расскажет. Ему пофиг. Он расскажет».
– Ну, что насупились, авангардисты? – добродушно спросила она, остановившись в проходе между креслами первого ряда. – Сердце просит новых форм, а косная школа препятствует?
– Сам-то как-нибудь не хочешь? Завтра вечером, например? Хоть вдвоем, хоть с Виталием… Анатольевичем?
– Тебе Соловьев с Песочковым ствол показывали? На шухере договаривались стоять, так?
Батек прокряхтел что-то сверху – я не расслышал, да и скрежет нижних торцов лестницы о бетон мешал. Впрочем, я и сам особо не верил, что Витальтолич шутил.