А они так и не замечали ничего. Выслушали, кивнули, заботливо поговорили и успокоились. У них своя жизнь, у меня своя. Ну забросил радиокружок, ну снова на дзюдо записался – и сразу вот так неудачно. Хотя на самом деле я на дзюдо и не собирался. Ну какой на фиг Петр Иваныч и расстояние между нога и нога, если меня Витальтолич серьезным вещам научил.
– Чего мы показывать хотим, зачем вы врете-то! – крикнула девочка из глубины сцены, готовясь снова разрыдаться.
Вазых был комиссаром строительства детского садика. Комиссарство на КамАЗе существовало с самого начала: почти на каждого руководителя подразделения вешали ответственность за сдачу конкретного объекта, сперва на заводе, потом и в городе. И в рамках этой ответственности комиссар кувыркался как мог – спрашивали с него. Никого не волновало, что стройка проходит по чужому титулу и что комиссар не имеет права распоряжаться строителями, поэтому в отчаянных случаях срывает на стройку своих подчиненных, а материалы достает из собственных резервов. Фундамент садика в сорок восьмом, например, заливали энергетики и футеровщики ЧЛЗ бетоном, который Вазых выменял на два компрессора у директора по обеспечению кузнечного завода.
– Блин, – сказал я и аж остановился. – Этот же мелкий у райкома стоял, стопудово. Меня еще пальчиком вот так подманивал. Он тоже в шапке был, только другой.
Я думал, мы несем Серого на кладбище, и не удивлялся маршруту, потому что просто не знал, где кладбище: если в районе Орловского кольца, где у нас гараж, то правильно идем, хотя и долго придется. Но куда теперь торопиться-то?
Это «чем все кончилось» снова навалилось и накрыло, как тяжелый мат в спортзале.