Несмотря на это и на жару, уйти тоже нельзя – получилось бы, что я испугался разговоров про возможную махаловку и постарался от нее отскочить. С другой стороны, такие-то разговоры могли и на месяц растянуться, если не на год.
– А справедливость – это не к государству. Это в суд. Как там – «есть и божий суд, наперсники», ну и так далее. Он ждет.
Глухов зыркнул по сторонам, но несколько человек и впрямь старательно что-то записывали, неудобно перехватив укрываемые от дождя блокноты.
Я мрачно сжевал еще кусок хлеба, теперь с сахаром, размечтался и разулыбался, как дурак, на секунду совершенно забыв про гадину Шапку, вспомнил – и ее, и гнидничка Гетмана, – разозлился, шарахнул кулаком по столу, еле успел подхватить выпрыгнувшую прочь сахарницу, огляделся, спохватился и побежал переодеваться из школьного в дачное.
– Редукторы, кстати, более-менее, раньше, говорят, хуже было. Тормоза четкие, когда раскочегарится, а сперва-то воздуха в системе нет. Автоподкачку колес здорово придумали, ну и вообще в плане удобства «сайгака», ну, «сорок три – десять», с «Уралом» как бы не сравнить – ни по кабине, ни вообще.
Мы договорились с Саней пересечься в конце недели. Он упорно звал меня в «Ташкент», обещал познакомить с правильными пацанами. Я с ухмылкой сказал, что лучше бы с девками и необязательно правильными, Саня, не ухмыляясь, ответил, что это само собой. Я, если честно, потому и приперся, как только Саня позвонил.