– Блин, прости, я тут пообщался просто… Иль…
Так что в среднестатистических школьниках Хамадишин разбирался не слишком. По работе приходилось иметь дело с девиантами, хоть и занимавшими все больший статистический срез. Однако за последнюю пару лет Хамадишин усвоил, что девяти-десятиклассники, как правило, прыщавые да усатые-бакенбардистые, ну и волосатые, как правило. А если волосатые, то не его клиенты.
Виталик спозаранку вышел на пустырь, походил, руки в брюки, посвистывая и одобрительно оглядывая дома и краны, присел, поболтал ногами, вынул из-за ремня тряпичный сверток, дополнительно укутал его обрывком брезентовой стройотрядовской штормовки, забытым на плите пиволюбами, и сунул в глубокую сырую тень под плитой. Подопнул туда же пару разбитых кирпичей – и успокоился так, что забыл, начисто забыл про ствол и связанные с ним тревоги.
– А остальное? – спросила кассирша сварливо.
Женщины – существа загадочные и иногда непонятливые. Видимо, дополнительно объяснить надо, что я к ней пришел, специально, и не с пустыми руками, а потом ждал целый день, пока она шлялась где-то.
– Шестьсот семнадцатой, – сказала Марина, уже понимая, о чем пойдет речь, и лихорадочно соображая, про что можно говорить, про что нельзя и как вообще себя вести. Хорошо притворяться я все равно не смогу, поэтому надо держаться поближе к настоящим чувствам. Раз так, лучше всего быть напуганной. Имею право, может, меня милиционером с детства пугали.