Я искал ее по новостройкам – сперва по нашей, думал, это же наверняка может быть судьба, что она сюда же переехала, в сорок шестой, как и я, – и, значит, мы обязательно встретимся.
Мне самому эти доводы казались не слишком убедительными, но, по крайней мере, отвлекали. Сейчас, например, реветь расхотелось. Захотелось морду себе набить, чтобы не улыбался так, дебил прыщавый. Вот интересно, считается избиением подростка, если сам себе морду набьешь?
– Ну так вам и карты в руки. У вас смежников сколько, полторы сотни, две? Вперед, работайте – не смежники возьмутся, так их поставщики и контрагенты. Еще и конкурс устраивать сможете.
Я кивнул, готовясь отбить удар в сердце. Но Витальтолич не стал ни делать выпад, ни выставлять ручку перед собой. Он потоптался, сделал шаг влево, вправо, сказал: «А, кстати…», обнял меня за плечи, прижав голову к своей груди и несколько раз очень быстро ткнул ручкой в живот и в бок. Больно ткнул.
– Виктор Гарифович, вы что нам сказать хотите-то? Можно поконкретней?
Мамка, однако, продолжала говорить, и уже не про картошку – как-то таинственно. Я прислушался и насторожился. Мамка, понизив голос, просила меня по пути в магазин, пока народу нет, заглянуть в библиотеку и поискать там статью «Бабушка в окошке», которая вышла вчера или позавчера то ли в «Известиях», то ли в «Труде».