Тут и Саня кончился, а я обреченно подумал, что Марина Михайловна ведь педагог. Их и в пединституте, и на педсоветах всяких, наверное, учат по-человечески с учениками не обращаться, а всегда быть выше, мордой тыкать и выволочки устраивать. Так, по крайней мере, вели себя нормальные учителя. И Марина Михайловна, скорее всего, сейчас заявит что-то типа: «А теперь по-немецки, bitte» – или, что еще логичнее: «Нет уж, миленькие мои, оскорбляли вы меня перед всем классом и коридором, так имейте совесть и прощения просить перед» – ну и так далее. И мы останемся врагами навсегда. Потому что она будет права, а лично я никогда перед всеми унижаться не стану. Нахер. Лучше врагами. Потому что человек, который тебя заставляет унижаться перед всеми, и есть враг, больше никто.
– Да пошли вы нахер, – сказал я негромко и пошел куда-то.
– А тепер-р-рь! У дружины «Юный литейщик»! Первая! Дис-ко-тека-а!
– Вазых Насихович, вы останьтесь, пожалуйста.
Павел Александрович запнулся и решил не уточнять, что Виталий бывает упрямым до тупости, при этом порой ведет себя как избалованный карапуз в гостях у престарелых тетушек: искренне верит, что ему все заведомо должны, а тех, кто устоял перед его обаянием, похоже, презирает до ненависти.