— Ты изменилась, — после паузы сказала она. — В Дионе ты была… другой. Злой, — уточнила она, и я удивленно моргнула. — Да-да, именно! С тобой было невозможно разговаривать, потому что у тебя на лице всегда было написано, как ты презираешь нас с Фредерикой. А здесь ты… совсем другая. Ты любишь своих друзей, волнуешься за них, и ты очень дорога им. Мне непривычно видеть тебя такой… человечной.
— А в этом кто-то сомневался? — удивилась я, обнимая его.
— Конечно, — торопливо согласилась Натаниэль.
Мы очутились в сельской местности, возникшей перед нами широкой зеленой равниной. Выехав на проселочную дорогу, мы направились по ней, оставляя в стороне видневшиеся вдалеке деревни, и вскоре подъехали к воротам усадьбы, на которых был герб. Раньше я уже видела такой же на дверце кареты графини. Двое привратников с поклонами открыли тяжелые створки, мы въехали внутрь и обогнули по дуге круглый фонтан, находившийся между господским домом и воротами. Вода весело журчала и переливалась в лучах солнца, однако при внимательном осмотре становилось заметно, что краска на каменной девушке с кувшином на плече облупилась, от ее платка откололся значительный кусок, и отсутствовала часть лица. Но газон вокруг был подстрижен ровно и аккуратно, а значит, я не ошиблась, и Лидия с Бьянкой действительно здесь — вряд ли бы в их отсутствие садовники уделяли столь пристальное внимание состоянию травы.
— Поверишь, если я скажу, что люблю его? — мрачно осведомилась я, не имея представления, какие из моих доводов показались бы друзьям убедительными.