Троцкий немного растерян, хотя чувствуется, что рад окончанию своего путешествия. Он то и дело глядит в окно. Несмотря на то, что уже начало мая, в некоторых местах, там где дорога насыпана по болотистым низменностям, пейзаж достаточно безрадостен.
– Вы предлагаете нам скрыть правду от народа? – спрашивает у него рыжий лопоухий чиновник в плотно сидящей на телесах английской тройке.
Барановский в кителе, хоть и с расстегнутым воротничком. Видать, ждал гостей.
– Ну что ж… – отвечает мадам Терещенко. – Все, что ни делается, то к лучшему. Не привыкла и не стоит привыкать. И помни, что ты мне пообещала…
Мимо них вальсируют Дембно-Чайковский и младшая Елизавета Терещенко. Вмиг Пелагея выскальзывает из объятий брата, и вот уже Елизавета кружится с ним дальше. Глаза у нее на мокром месте.
– Прежде всего – да. И они правы, если говорить честно…