Троцкий поднимает руку и взмахивает ей, как дирижер.
В пламени корчатся свежеотпечатанные газетные листы. Огонь лижет портрет Ленина, который недобро смотрит с фотографии. Чернеет и сжимается бумага, превращаясь в серую золу.
На пирсе стоят люди, ожидающие прихода парохода. Как всегда в таких случаях, в толпе царит легкое возбуждение – цветы, нетерпение, детский смех, улыбки.
– Буду признателен, – отзывается Гучков. – Если Корнилов до него доберется – висеть Александру Федоровичу на высоком суку…
– Если бы ты знала, как я счастлив тебя видеть…
Терещенко смотрит на Никифорова с нескрываемым интересом и с брезгливостью одновременно.