– Конечно, – говорит Терещенко, направляясь к выходу.
– Я полагаю, Александр Федорович, что никому, кроме нас двоих, видеть это не полагается.
Автомобиль трясет на брусчатке. Из носа у Чернова снова начинает идти кровь, он прикладывает к лицу платок Троцкого.
Терещенко курит у окна в гостиной. Он взлохмачен, испуган, сигарета дрожит в руке, глаза красные – то ли от усталости, то ли от слез.
– Я проклинаю себя за то, что привез тебя сюда.
Появляется поезд – черный паровоз, зеленые вагоны, белые клубы пара.