– Я всего лишь владелец типографии, я не издаю газеты. Я их печатаю.
Юнкер, забыв об обязанностях, глядит им вслед.
– Не боюсь. Ты, Володя, конечно, мерзавец, но мерзавец умный, не отнять. Я слишком тебя хорошо знаю, помню наши разногласия. Ты бы мне не только тарелку о голову разбил, ты бы мне глотку перерезал, если бы знал, что тебя не поймают. Но ты же понимаешь, что без денег революцию не сделать, а значит, мне ничего не грозит. Потому что деньги – это я. Ты ведь хочешь вернуться домой на белом коне?
– Ну, вот и познакомились, – резюмирует Сергей. – Давай, Володя, чаю попьем…
– Вот перестану я к вам с Дмитрием Сергеевичем ходить, Зинаида Николаевна, ей-богу! – отвечает Горький в сердцах.
Маргарит бледна, лицо покрыто испариной, глаза мутные, бессмысленные. В них нет и тени узнавания.