Ротшильд некоторое время размышляет, а потом начинает говорить.
– Спасибо Керенскому, – невесело улыбается Гучков. – Избавил.
– Это был последний день России, – отвечает Терещенко. – Наша Россия умерла. Началась ваша – Советская, а это, молодой человек, совсем другой коленкор.
– Смею я, смею! Мы теперь все смеем… Отойди от греха подальше! А то щас ёбну!
Еще один картечный выстрел проходится по заграждению, круша окна близлежащих домов и добивая уцелевших.
В нетерпении у бутылок отбивают горлышки, режут себе лица стеклом и пьют, пьют, пьют, пьют и пьют… Драгоценные французские вина, столетнюю мадеру и древние коньяки, водки на травах, подарочные сливовицы… Все, что пьется и горит. Бутылки выносят из погреба, роняя их на ступенях. Почти мгновенно образуется множество пьяных, несмотря на тысячи бутылок вокруг, люди дерутся, в ход идет огнестрельное и холодное оружие, кулаки. Вот уже лежат в пьяном угаре несколько тел. Уже и в подвал затащили одну из пулеметчиц, и к ее израненному телу тут же выстроилась очередь.