Терещенко берет с прикроватного столика сигареты, закуривает.
Небо чистое, голубое. Воздух пахнет августовским разнотравьем, на фоне которого легкий запашок авиационного бензина можно и не уловить, и если бы не отдаленные звуки артиллерийской канонады, доносящейся издалека, можно было бы легко забыть, что здесь война.
– Ладно, – машет рукой Никифоров, – неси… У деда печень, как у слона. Сил нет уже с ним пить, сорбент кончается.
Январь 1912 года. Феодосийская усадьба Терещенко. Гостиная
– Тогда поторопитесь, – обрезает его полковник. – Мне еще вас тут не хватало!
– Рассказ очевидца мало соответствует действительности? – переспрашивает Терещенко, вытирая слезящиеся от смеха глаза. – Вам не пришло в голову, Сергей Александрович, что это ваша советская реальность мало соответствует рассказу очевидца?