– Вы говорите о возможной войне? – спрашивает Луи, садясь в старинное кожаное кресло с высокой спинкой.
– Ну, и что прикажете делать, Борис Викторович? – спрашивает Краснов. – Вы же понимаете, что я не смогу выступить до завтрашнего утра. Между нами и Петроградом больше 25 верст и Дыбенко со своими головорезами-балтийцами.
Он шагает вперед и протягивает к ней руки.
– Я бы сказал – слишком много противоречий в интересах, – Терещенко тоже раскуривает сигару и выпускает сизую струю густого дыма. – И амбиций. Никто не хочет договариваться. И прежде всего – мы. Все ждут выгоды от конфликта.
– Вы предлагаете мне стрелять по своим? – выдыхает Роменский, глаза у него безумные.
Он повзрослел, заматерел фигурой, и теперь с виду уже не юноша, а молодой 25-летний мужчина: уверенный в себе, прекрасно одетый, холеный.