– Я тебе, блядь, дам жидовскую морду! Хуйло воронежское! Ты видел, как я заначил? Нет, ты видел?
Рабочие в недоумении относят готовые пачки с газетами в сторону.
– Нет, нет, нет… – лепечет невысокий. – Я – Чернов.
– И вам это нравится? – спрашивает Маргарит, внимательно разглядывая Троцкого.
– Семнадцать, – говорит он хрипло. – И двадцать три.
– А я видел. Это и был твой народ, Мишель. Революционный народ. С пустыми страшными глазами. Они ведь нас ненавидят, братец. Мы же эксплуататоры, рабовладельцы. Нас же выжечь надо, как клопиное гнездо. Когда-то наша семья в забитой деревне Теткино поставила мельницу, разбила поля, дала людям работу и превратила это забытое Богом место в процветающее! А теперь выясняется, что мы, оказывается, поработили их! Школы, больницы, церкви, достойная работа, сытая жизнь – разве есть за что нас любить? Это повод нас ненавидеть. Явиться ночью на завод, где работал днем, и громить его. Жечь склады, ломать машины, грабить винные лавки, насиловать, убивать…