– Не учил. Я категорически против любой ментальной связи моей семьи с СССР. Для них ваша страна должна быть совершенно чужой – по языку, по обычаям, по идеологии. И чем дальше будут они от вас, тем лучше.
Вагон стоит. Михаил с трудом встает и откатывает тяжелую дверь, выпрыгивает наружу. Идти на одеревеневших ногах трудно, но Терещенко шагает, превозмогая боль. На одном из зданий он видит надпись по-фински. Он двигается вдоль забора, входит в ворота. За воротами – порт. Небольшой порт, но у пирса стоит корабль. Это тот самый корабль, что вез, но не довез в Петроград Ганецкого.
– Я полагаю, что мечты надо осуществлять.
Девушка демонстративно поворачивается к Михаилу спиной, показывая, что разговор закончен. Покрасневший и разобиженный Терещенко возвращается за стол. Он не на шутку зол, губы поджаты точно как у матери, Елизаветы Михайловны, когда она чем-то недовольна.
– Александр Федорович, – говорит Коновалов. – К вопросу о войсках. В приемной ждет Яков Герасимович Багратуни. Он подготовил доклад о ситуации на сегодня. Я настойчиво советую вам его выслушать.
Он кладет перед Сергеем бумажную папку с завязками.