В кабинете Керенского сам Керенский и Некрасов. Полумрак. Горит настольная лампа под зеленым стеклянным абажуром. Керенский возбужден до крайности, он буквально не находит себе места.
– Любопытно… Весьма любопытно, что отвечать за чужую нерешительность и глупость должен тот, кто давным-давно ведет разговоры о необходимости сильной руки во власти!
– Пригласите дежурного офицера, – приказывает вновь прибывший.
В купе темно: и Ульянов, и его супруга – просто две темные тени.
– Ты сгущаешь краски, Мишель, – возражает Маргарит. – Почему это должно коснуться нас? В Петрограде работают магазины и лавки, открыты театры… Ты же сам знаешь, что в хороших домах даже балы дают! Почему мы не можем жить своей жизнью? Ты, Мими и я? Зачем куда-то уезжать, когда и здесь все начинает налаживаться? Мне кажется, в феврале все было куда хуже!
– Зачем нам опытные агитаторы? – спрашивает Ленин, прищурившись. Он берет со стола сушку, с хрустом давит ее в кулаке и бросает кусочек в рот. – Нам не проверенные партийцы нужны, Николай Ильич, а опытные боевые командиры. Которые воевать умеют, а не агитировать. Агитировать у нас, слава Богу, есть кому… Нашлись бы те, кому воевать под силу. Восстание, батенька – это острейший вид войны. Это великое искусство – восстание. Люди, не знающие тактики уличной войны, его погубят.