– Думаю, что большая часть экипажа останется вместе со мной.
– Никакого ребячества! Хватит! Это уже не недоверие, высказанное кулуарно! Это документ, в котором вы обвиняете правительство в бездействии…
Михаил Иванович разглядывает корреспонденцию.
– Позвольте мне пояснить, Государь, – произносит Шульгин и откашливается, – 26 февраля в Думу вошла толпа с вооруженными солдатами и заняла всю правую сторону зала заседаний. Левая сторона тоже занята публикой, а мы сохранили всего две комнаты, где ютится так называемый Комитет. Мы удерживаем символ управления страной, и только благодаря этому еще некоторый порядок мог сохраниться, не прерывалось движение железных дорог. В Думе – ад! Это сумасшедший дом, а не Дума. Для того, чтобы Россия выжила, нам придется вступить в решительный бой с левыми. Дайте нам для этого опору, Государь.
Впереди – стол с рулеткой, где играют по-крупному. Над ним висит абажур и стол залит мягким светом, хотя лица сидящих за ним, скрываются в тени.
Терещенко на миг склоняется над детской кроваткой, в которой спит младенец.