– За неделю? – переспрашивает Сергей Александрович. – Неделя – это хорошо. Это почти мгновенно.
Лицо у Крымова совершенно мертвое, глаза застывшие – только губы шевелятся.
– Обыкновенные. Те, что мы дали за тебя! Ты хоть понимаешь, что нас всех могут убить? Тебя, меня, ее? – Марг указывает на дочь, сидящую на руках у Терещенко. – А Дарси тут при чем? Он же сделал все, чтобы тебя освободили? Твое интервью ничего не меняет, большевики не уйдут, Ленин не умрет от стыда, Троцкий не сбежит… Зачем, Мишель? Кому ты и что доказал?
– Срочно доложите Владимиру Ильичу – в Петрограде началось восстание юнкеров. Пусть не волнуется, сегодня мы его и закончим.
– Ну, Петя, надеюсь, до этого дело не дойдет… Все. Я в штаб. Увидимся позже, я приеду на заседание правительства…
Многие начинают пить тут же, несмотря на мелкий дождь, который летит с небес сплошной стеной. Внутри лавки усиливается крик, потом щелкает выстрел. Кто-то визжит. Палит револьвер – раз, второй, третий. Теперь из лавки выскакивают, словно на пожаре. Мужчина в картузе, только что выпивший из горлышка бутылку, падает навзничь. Оступившись, через упавшее тело летит на землю женщина с полным подолом бутылок. Часть из них разбивается, а часть катится по мостовой. Женщина на четвереньках бросается за ускользающей добычей, но бутылки расхватывают те, кто оказался рядом.