Аделард? Мысли о нем путались, были неясными, туманными, подернутыми дымкой будней, припорошенными легкой отрешенностью и заглушенными ревом беснующихся волн… А осознание Роутега являлось до боли четким. И тепло его прикосновений, и сила, с которой он удерживал, несмотря на бушующий океан и порывы ледяного ветра, и его дыхание, и каждое слово звучало для меня отчетливо, несмотря на вой стихии. Он весь был отчетливым. Отчетливее, чем все, чем вся моя жизнь за истекший месяц. Он и был всей моей жизнью за этот месяц – и я совершенно неожиданно поняла это.