Его уверенность возросла: она поселила жильца на вилле, где сама больше не жила.
Эрван открыл окошко и залюбовался пейзажем в утреннем свете. Бесконечная равнина, долины, залитые солнечной взвесью, деревья, верхушки которых терялись в тумане… Каждая деталь, казалось, восходила к незапамятным временам. Зелень рисовых полей, алый цвет плавки, желтизна тычинок; эти цвета зародились здесь.
Он с трудом шевельнулся. Под повязками было невыносимо жарко. Где Лоик? Что он вбил себе в голову? Что еще пошло наперекосяк в этом расследовании? Он попытался приподняться, и его пронзила острая боль. Возможно, из-за ран. А возможно, из-за уверенности: брат, читая тетради, нашел ту самую песчинку.
Он взял кресло, поставил его напротив Мэгги по другую сторону столика и прочистил горло. Он не был даже уверен, что она бодрствует.
– Не бойтесь. Мотив не в этом. На самом деле у вашего отца осталось всего несколько акций «Колтано».
Повисла тишина, в которой еще отдавались выстрелы. Запах жженого пороха витал как смутная угроза. Руки еще чувствовали содрогание оружия. Ему было жарко, он был опустошен, как магазин пистолета, ему было хорошо. Потребовалось несколько секунд, пока он заметил, что Жерар стоит, разинув рот, и еще несколько, чтобы понять причину его изумления. Он положил все пули – минимум пятнадцать – в центр мишени. Грудь картонного силуэта представляла собой одну обугленную дыру.