Ни тени военной формы. Только хуту, похожие на мексиканских бандитов – увешанные патронташами, босые, – которые перевязывали свои раны, курили или выпивали, с пустыми глазами. Их усталость выходила за пределы простой нехватки сна или физического истощения – это было нечто вроде психического кровотечения, которое ничто не могло остановить. И однако, что-то блестело в глубине их глаз, заставляя опасаться неожиданного взрыва.
– Сначала заскочи за мной. Мы у подножия маяка на Розедо, в Бреа.
В этот момент он узнал силуэт Гаэль на пирсе. Еще более худая и хрупкая, чем обычно. Несмотря на дождь и ноздреватое небо, казалось, что ее сжигает яростное солнце. Солнце, которое гипнотизировало героя «Песен Мальдорора», когда он вскрывал животы своим жертвам, или то, которое ослепляло Мерсо в «Постороннем», когда он нажимал на спусковой крючок. Огромное белое солнце смерти. Она познала этот огонь, когда прикончила Мумбанзу и его людей. Теперь он сжигал ее изнутри.
– В любом случае спасибо, что уделили мне время.
Он разжег им огонь, что придавало сельский вид интерьеру, который вовсе таким не был. Грегуар ненавидел деревню и оборудовал свое жилище, как парижский лофт, с американской кухней и электробытовыми приборами по последнему слову техники. Все они были ему благодарны за подобную инициативу: никакого запаха плесени, ни селитры по углам, никаких ледяных сквозняков или влажных простынь. Технические требования горожанина соблюдались со всей строгостью: чтоб было тепло и сухо.
Диспансер доктора Фуамбы уже осаждала толпа мужчин и женщин, которые орали, толкались, стучали в дверь, лезли в окна. Доступ невозможен.