Эрван был продуктом современного общества: в бумажнике никогда не должно быть больше двухсот евро наличности. А теперь он разгуливал в так называемом поясе контрабандиста, где лежало десять тысяч евро, из которых две трети в долларах. С утра пораньше в центральном банке Лубумбаши он поменял несколько пачек на конголезские франки – для небольших впрыскиваний.
– Вы же знаете, до какой степени я была замешана в ту историю.
– Папаша, там только об том и толкуют, да ведь хрень одна… Всякие истории про чертей, про то, как колдуны превращаются…
– Я не очень понимаю. Мобуту прославился тем, что изгнал колонизаторов и провозгласил независимость чернокожих. Как он мог допустить создание города, где доминировали бельгийцы?
На самом деле она была ни при чем. Как и он сам. Никто не мог повлиять на участь Морвана – и уж тем более в его последней ипостаси: шестьдесят семь лет, сто с лишним кило, за плечами сорок лет африканских махинаций и кровавых тайных операций. Железный поезд, груженный черными мыслями, летящий на полной скорости в конголезский ад.
Когда до него оставалось всего несколько метров, она вновь представила, как он роется в ее сумочке или идет решительным шагом по кладбищу. Щелчок – и она вспомнила о мумиях в склепе, загадочном Томасе Санцио, покупавшем ингредиенты для бальзамирования, о неясной личности самого психиатра. Она помахала ему, подумав: Кто ты, сукин сын?