Без нескольких минут семь ее препроводили на первый этаж в атмосфере сдержанного ужаса – она вела себя как все, перемежая робкие вопросы и жалобы (в конце концов, она же постоялица отеля и не понимает, что вокруг за паника). Гаэль сосредоточилась на своей роли, чтобы больше не думать о бойне. Она все еще отходила от наркоза. Вокруг еще плавает зыбкий туман, но ясность ума возвращается, хотя она старается не форсировать события.
Принесли напитки. Альбер осторожно ухватился за свой стакан. Он скорее смачивал губы, чем пил, с видом полного блаженства.
Комб с недоверчивым видом протянул ему «беретту». Лоик схватил ее левой рукой и улыбнулся. Теперь его черед преподать урок. С сухим щелчком он загнал обойму правой рукой и стал стрелять еще быстрее, не останавливаясь, нажав на гашетку шестнадцать раз в направлении новой мишени. Он не думал и даже не целился. Только прислушивался к своему телу, которое слилось с оружием. Рука горела. В ушах стоял гул. Его тело вилось вокруг разрушительного огня. Громовые ощущения, слишком мощные, чтобы их могла вместить хрупкая человеческая оболочка.
Ее губы искривила презрительная гримаса, открыв идеальные зубы. С некоторым опозданием он осознал, что ее лицо было когда-то изумительным. Нордический манекен, светловолосый, крепкий, холодный. Внешность Лени Рифеншталь того времени, когда та была самой красивой женщиной Германии и официальным кинорежиссером нацистов.
– Мэгги предложила мне свое тело в обмен на шкуру Кати Фонтана, – продолжил он, – но я бы в любом случае толкнул Морвана на ее убийство.
Где были снимки? У него начиналась мигрень, как если бы витающая здесь пыль оседала у него в мозгу. Запахи, платки, белки глаз… Он здесь из-за Катрин Фонтана – особого убийства, а ему выкладывают новые следы в деле Человека-гвоздя.