Одна из сарм протянула мне тяжелый бурдюк, вторая — охапку хвороста.
— Они не знали о письмах, — покачал головой Игорь.
— Мне было под тридцать, — начала она, — и мы с Помпонией только-только получили центурии. Она предложила сходить в храм, посмотреть на мужчин: вдруг кто понравится? Центурионами стали, пора думать о детях. Пошли. Там я и увидела Константина… — мать помолчала. — Он сидел на ступеньках, печальный. Пришлые, когда их привозят в Рому, первое время грустят. Константин выглядел совсем потерянным, и мне стало жаль его. Я подошла, села рядом, спросила: могу ли помочь? Он ответил, что нет. Оказалось, он из страны, которая называется почти как наша, и понимает латынь. Он сказал, что тоскует по дому. Я ответила: Рома — хорошее место, ему понравится. Если хочет, я могу показать ему город, рассказать о наших обычаях. Он подумал и согласился. Мы встали и пошли.
Десантник выглядел довольным. Было заметно, что вид оружия доставляет ему радость. Нацепив поверх бронежилета «беретту», он подвесил к поясу армейский нож, а в кармашки рассовал магазины к винтовке. Игорь смотрел на него с улыбкой. Лиону обряжать не стали: у нее лорика. Привычнее и защитит не хуже.
— Проходи, Саша! — сказал хозяин кабинета, указывая на стул.
— Что будет с нами? — торопливо спросил Пит.